Признаюсь — я плохой рассказчик, но не рубите сгоряча 

Это будет просто рассказ о моём дне, начавшийся с обычных, ничего не значащах мыслей, а окончившийся в раздумьях.

Проснувшись довольно рано я не ожидал от этого дня что-то необычное: у меня сейчас пневмония и, хотя она особо не мешает мне, но в активной деятельности меня ограничивает, благо в умственной — нет. Как обычно, с утра я пошёл гулять с моим самым верным спутником жизни — собакой. Не стоит вдаваться в подробности начала моего дня: в них нет необходимости да, по сути, всё, что я делал, это читал и рисовал, не считая других нужд организма.

Началом нарушения установленного распорядка дня, который повторялся уже неделю-другую, можно считать час. В это время я уже не мог находится в четырёх стенах и решил пойти прогуляться. Местом моей прогулки имел честь быть Старый город, который очень оживлён в подобное время, да и не только в подобное, благодаря многочисленным борделям.

Протискиваясь сквозь гущу народа и свернув в переулок, я заметил человека без определённого места жительства — бомжа -, что не было какой-нибудь сенсацией в этом месте: Старый город кишит людьми и это является идеальным местом для милостыни. Почему-то мне стало тоскливо, когда же он взглянул на меня, то я себя уже совсем плохо чувствовал.
Повторюсь, что, выходя из дому, я не был настроен на какие бы то ни было необычные — для меня — действия. Поэтому я не могу объяснить почему я подошёл к нему и спросил могу ли я присесть рядом с ним. Получив утвердительный ответ, я лишь помедлил, присматривая более чистую ступеньку, но бросил это дело довольно быстро. Разговор невязался, да и чего можно было ожидать? Уж не излияний ли души я надеялся услышать, когда принимал решение присесть рядом с ним. Однако, некоторое время спустя, мы всё же нашли о чём поболтать. Вскоре я пригласил его отобедать со мной в McDonalds'e на что он с юмором ответил:
— Уж не знаю, радоваться или оплакивать участь желудка.
Я лишь улыбнулся, но в итоге он решил, что желудку его грозит либо переварить самого себя, либо отведать помои. Да у последних вкус приятнее, как он выразился.
Честно говоря, не думал, что беседа с ним может оказаться такой приятной, хотя я и не предполагал о такой живости ума у моего кавалера. Пусть он и резковат: конечно, макдональдс не ресторан, но поблизости ничего другого не было. Хотя, вскоре я узнал, что он не слишком расстроен, что я его пригласил в макдональдс, а не в ресторан.
— Ну чего? Благодарностей ждёшь? — с долей насмешки спрашивал он меня, поедая бургер — Извини, брат, ты ведь не против, чтобы я так тебя называл? Против? А как тебя мне величать? Денис? Дениской будешь. Только не обижайся. Извини, Дениска, не буду тебя благодарить я, считай свиньёй, но, думаешь, я не знаю как ты ждёшь, как всё в тебе ко мне восстаёт и ожидает того момента, когда я доем этот чёртов бургер с картофелем и, кланяясь и обожествляя тебя — моего спасителя -, убирусь отсюда? Да каждый чёртов человек в этом заведении мечтает, чтобы я поскорее отсюда убрался.
— С чего ты такое взял?
— Возможно, у меня нет денег, нет красивой речи, обаяния, но я не слепой и не лишён обоняния, хотя оно уже свыклось с этим.
— Не так уж ты привлекаешь внимания — попытался как можно убедительнее сказать я, хотя только слепец бы незаметил косые взгляды и вздохи посетителей.
— Уж если пригласил, то не лги на первом свидании — наротчито обиженным тоном проговорил он, хотя улыбку скрыть не смог.
— Будь это свидание, я не привёл бы тебя в эту лачугу.
— А куда бы повёл? В ресторан? Боже упаси! Ненавижу их.
— Ты, видимо, в них спец?
— Мог бы быть учтивей. — с трудом сквозь смех проговорил старик — Я ненавижу их за неестество, хотя мне то до приличий что? Просто в ресторан бы меня вряд ли пустили, что уязвило бы мою гордость, а коли пустили, то чего портить людям аппетит?
Я возражать не стал и лишь дивился его речи. Я назвал его стариком здесь, но лишь потому что он был не слишком высок ростом, морщинист, а лицо было похоже на гномью физиономию с длинной бородой. Он смахивал на старика, но не был дряхлым, поэтому я считаю это слишком серьёзным заявлением с моей стороны. О его истории жизни он ничего не хотел говорить, да я и не настаивал. 

Чего скрывать? Мне он приглянулся. Он был ниже меня, весёлый, добренький старичок с хорошей речью — я удивился, когда его фразы оказались столь… не знаю какое слово точно их характеризует… изящными, хотя я и приписываю его речи большую красоту из моей к нему симпатии, наверно.

Покончив с едой, он взял свою палку. Ах да, забыл сказать. Он почему-то ходил с тростью, хотя и без неё спокойно передвигался. Я не раз его спрашивал об этом, но, уклонившись от ответа, он переводил тему на бургер, описывая его качества. Будь я бургером, вряд ли мне бы это льстило: мало было похоже на похвалы, скорее, это было обвинение, выдвинутое бургеру, в убийстве его организма.

Итак, окончив трапезу, он был готов попрощаться со мной, но мне что-то не хотелось терять такого собеседника: слишком интересным он был, чтобы так просто его отпустить, поэтому я пригласил его в кино.
— На поцелуй не надейся!
— На первом свидании не рассчитывал.
— А цветы?
— Только после поцелуя.
— С таким подходом ты будешь первым мужчиной, которого не удостоила ни одна женская персона поцеловать.
— Это сочувствие?
— Скорей нет, чем да.
— Слава богу, я уж думал, что ты втрескался.
— Погоди, Дениска, — переведя дух после смеха проговорил он — ты серьёзно? В кино? Тебе больше делать нечего как бомжей по кино водить? Я уж не говорю, что вряд ли меня туда пустят, а, коли пустят, то как скоро один из зрителей выбежит из зала или помрёт?
— Мы тебя опрыскаем дезодорантом, так что ты будешь источать не зловоние, а благовоние… Хотя от него они не меньше будут страдать — представив себе этот удушливый запах в зале, возразил я.
— Ладно, но, если будет возможность, то бери зал… Как это слово-то? Из бошки вылетело. Ай, короче, чтобы в зале как можно меньше людей было — меня мало заботит мнение других людей, но я не такой эгоист.

Договорившись, я выбрал полупустой зал на Черепашек-ниндзя. Чему я, кстати, удивился — фильм только вышел и все залы должны быть забиты или я отстал от времени? 
Дезодорант не смог сбить весь запах, но билеты были уже куплены и ничего не оставалось. Да и места у нас были неокружённые людьми, так что сеанс прошёл спокойно.
Фильм ни ему, ни мне не доставил удовольствия. До сих пор со смехом вспоминаю его слова:
— Что за паршивое ныне кино? — вторил он уже который раз — Красиво? О, да! Компьютерная графика на высоте, хотя, может они действительно выловили таких существ. При такой экосистеме ничего не удивит! Так о чём я? Ах да! Я бы это назвал «Как блестяще засрать идею». Извини, за мою вульгарность, но других слов не найти. Половина фильма какая-то бессмыслица творилась, да я даже к каждой черепашке не прочуствовался ничем! Лучше бы им уделили больше времени, а не жопам и сиськам Эйприл, или как её там? Вот! Я даже уже не помню имён, хотя смотрел его минуту назад. И тебе такое доставляет удовольствие? Нет? Слава богу. Я бы тебя сразу бросил, будь иначе.

Каким было моё удивление, когда на часах уже было 7 часов вечера — как я умудрился 6 часов провести за бургером в «ресторане» и одним сеансом в кинотеатре? Он удивился не меньше, хотя и выразил своё безразличие по этому поводу — ну куда ему спешить? А мне надо было.
Знаете, никогда мне не доставляло такое удовольствие обычное общение, а я его едва знал! Он мне даже имя своё отказался сказать, но после кино, когда я уже выразил своё сожаление, что мне надо уходить, то он сказал мне следующее:
— Я знаю что ты думаешь. Ты надеешься и завтра придти сюда. И после завтра, и после после. Хотя я тебе ничего о себе не сказал, но я тебе заинтересовал, я это вижу. Как? Да на твоей морде что угодно можно прочитать. Так вот, слушай, забудь.
— В каком смысле?
— Забудь и меня, и про свои планы придти сюда. Я специально не буду здесь появляться ближайшее время, если ты будешь здесь рыскать. Буду воляться где-нибудь в подворотне и помирать с голодухи, но здесь милостыни просить не буду, если будешь каждый день сюда припираться. Так что сделай благо и мне, и себе — не надо больше сюда приходить. Точнее, можешь приходить, но ко мне — ни шагу. Почему? Да потому что я не хочу тебя обременять, чтобы ты чувствовал своим долгом помочь мне и смог этим самым утихомирить свою совесть, или что там у тебя говорит в бошке твоей, ублажив себя этим. Не начинай это дерьмо. Я доволен своей судьбой и не хочу её менять.
— Почему же? Тебя пугают перемены?
— Нет. Просто. Я такой же грёбанный человек, как и ты. Нас различает лишь лживое понятие о ценности. Да, я книги читал, много умных слов сказать могу, но много кто таким похвастаться может, но не позволяй никому своим интеллектом пытаться доказать превосходство над другими — это самое дерьмовое из всего дерьмового, что дерьмово можно сделать! Единственное, что нас действительно разнит — сердце. Как ни крути, а его из книг не подчерпнёшь, как и не накачаешь в спортивном зале. Здесь надо быть просто человеком.
— Чтож. Может, хотя бы имя позволишь своё узнать-то?
— Нет. Но я могу рассказать зачем я тоскаю с собой эту трость — тебя ведь это интересует, не так ли? Так вот. Когда ты выброшен на улицу и другие люди считают тебя отбросом общества, потому что у тебя нет бумажек, то тебе надо себя как-то развлекать, чтобы не спиться и не покончить с собой. Я ношу эту палку потому что я люблю представлять, что я великий маг, мудрец, странник, который пришёл в этот мир, чтобы бороться со злом. На душе мне становится так хорошо, что мне срать на свой возраст и эту смешную детскую выходку в таком положении.

Домой я уже шёл один и обдумывал всего его слова — в них был смысл, хотя бы в его понятии о человеке.

Возможно, некоторые слова я добавил в диалог сам, потому что наша память очень любит вспоминать то, чего не самом деле не было, но мы хотели бы, чтобы так было. Но все диалоги и всё действительно так и было, хотя я бы не поверил, если бы мне такую причудливую историю рассказали, да ещё и наделили бездомного такой харизмой.

Он так меня и не поблагодарил, но после долгих раздумий я решил, что он прав. С какой стати благодарить человека за то, что он ведёт себя как человек?